Влезает запах ночи мышью,
Мешается с геранью.
Полна им ночь, а также тишью,
Луной и прочей дрянью.

Томится Пушкин на подушке,
Казне слезы подушной.
Один расклад на раскладушке:
Всем порам кожи душно,

И впору вовсе выместь воздух,
Скукоженный от скуки.
И, право, лучше неба в звёздах -
Найти на стенке люки, -

В фантазии из лент Бессона,
Не в тлен канализаций.
Бессонница же - вроде фона,
И нечем нализаться,

Наклюкаться. Лишь факт провала -
Креплённый стужей кладезь -
Глаза с портретного овала,
К моим бесстыже ладясь,

Уставились. И вновь, невольней,
Чем каторжник за нормой,
Ползёт по  этой, что ли, штольне,
Спеша, зачем-то, взор мой.

Слегка сместились рёбра, грани
В знакомой панораме:
Здесь те же заросли герани,
Но, кажется, с цветами;

И лунный нуль, заметный в щёлку, -
Здоровый, не юродский;
И, с перьев изгнанный на полку,
В забвенье бредит Бродский;

И собранные слёзы - в козни
Отлиты по заказу;
А скука здесь ещё серьёзней,
Хоть видится не сразу.

И тьма с другого края лаза
Чуть-чуть в ином оттенке,
Но смотрят в те же оба глаза
Из зеркала со стенки.