Не спи на закате. Нелепым подобьем горба
несёт нас земля через вечер холодный. Зазноба,
не спи. Извини, я вздыхая взял тон, что гурьба
ворон норовит задавать, и цепляюсь за нёбо.
Вот, ветер в глухой палисадник ниспал, что твой бес,
и тени, паля до корней, опрокинул на спины
в бессонницу водных белков. Отражения без
глубин так грубы. Потому говорю я: не спи на
закате. Не бойся, не спи, хоть сегодня он - ах! -
томатная бойня и пачкает почву приправой;
и время им брызжет, припав второпях, на рукав
и стрелками машет - до встречи! - налево, направо.
Но, слившись ладонью с прохладным покатым бедром,
не выбрать ни мига и гладью бумаги, пока та
как пальцев скрещённых светящий в зенит палиндром:
"Атака заката! О, мимо, атака заката!"
А роза опять пополам и по лапам. Надзор
гуляет с позором ( и то: озверев, всё равно - с кем), -
копирует, по уши вкопан, бэушный узор
у Зорро подмазанным носом, под маской не носким.
Послушай, - подслушав, не то, чтобы под руку - под
перо, - не совсем обладаний, скорее, владеньиц,
не столько свиданий, сколь встречных раздумий, но плод,
не скажем - оплот, и - всегда - розоперстый младенец, -
проснулось, заныло. Ты рядом такое ж дитя,
рядя в череде неурядиц в оборки и рюшки,
ведь общность рядить да судить обрывает шутя,
что лучше бы сразу примеривать имя зверушки.
Возьмём, раз погода сейчас - как погоня - борза,
припарки вина, ну, и те - новомодно - пилюли
вины. Не по венам - положим их за образа
и мыслей, и действий, конечно. И спой-ка "ой, лю ли,
лю ли". Покачай колыбельку, пуская челнок
по нитям, - и только из двух получают полотна!
Уносит нас в дебри вселенские серый волчок.
Темнеет. Домовые туши тучнеют и плотно
врастают в пейзаж. Надвигается палеволит.
На камне оконный огонь проступает всё чётче,
чей задранный взгляд, провожая закатный болид,
болит. Так болит голова в ожидании ночи.