Был февраль до омерзенья кротким -
розовым, румяным, Ох! да Ах!
Было много осетинской водки
выпито впотьмах и впопыхах.

Закуси порою не хватало -
переживший лучшее сырок.
Но вопроса даже не вставало,
подсчитать срока.
А вот он - срок:

Он пришёл, апрель, по наши души.
И с души воротит потому,
что тебе не скажешь "Слышишь? Слушай
как в жемчужном палевом дыму

ходит стих палёною походкой,
сам - палёный контрабандный стих,
родственник фальшивой этой водки,
и берёт меня за воротник."

Блин, во всем посёлке отключили
свет, но в темноте оно родней -
слушать как мурлыкает "Лючию"
мой котяра - серый Берендей.

В темноте мы искренней и ближе,
не скажу к какому, рубежу.
В темноте плесну палёной жижи
в темноту, заплакав, погляжу,

потому что нету в ней прощенья,
может быть, её самой там нет -
только неприглядность освещенья
на мильоны неоглядных лет.