Другим, другим - не этим мартом -
садились облака на крыши -
удушливы, как храбрость Спарты,
свинцовее, чем дерзость Ницше.
Я облаками был осилен,
я был обобран - облаками.
Они - коснулись и скосили,
и навалились - камнем камень.
Но не об этом, не об этом
сказать хочу и не могу я.
Хочу о том, что лист газетный
гудел, как разьярённый улей.
Что стал и он - макулатурой.
Пришло иное безьязычье.
Из человеческой фигуры
вдруг вырывался голос - птичий.
И так пошло, и так ворвалось
и всё переменилось разом.
И сумасшествием взорвалось.
И обрело - вороний разум.
С тех пор - с бессоньем неразлучен,
хромаю по часам и суткам,
от тёплой гладкости отучен
сплошного неба промежутком.