Тамаре

Ты - рядышком. Книжная полка
серьёзничает позади.
В причёске крест-накрест заколка
и руки точь в точь на груди.

Когда я вхожу из кошмара
в прихожую трезвого дня,
ты первой встречаешь, Тамара,
пришедшего в явность меня.

Я пил потаённую водку
и плавал в табачных клубах
во сне. Как подводная лодка
меня окружающий страх

ломал перепонки , в глазницы
закачивал тонны тоски.
Не снится, не снится, не снится
как были с тобою близки,

как в брюхе ионовой рыбы,
точней, в незапамятный год,
ворочали скользкие глыбы
потешных сегодня забот,

как дочка твоя целовала,
как ты целовала - до слёз.
Там было хорошего мало,
а всё же пошло под откос.

Ворвался я, исполосован
собою - почти палачом.
И ты, что секла с полуслова,
любимая, ты не при чём?

Встречаясь с тобою губами,
я чуял презрение в них,
холодных и твёрдых, что камень,
насмешливых и молодых.

До губ твоих страшно охочий,
до ласки их и болтовни,
я брёл по обочине ночи,
а мимо летели огни.

Огни пролетали и осы,
картавая речка текла.
Я жадно курил папиросу,
а ты их терпеть не могла.

Ни славы, ни дела, ни денег,
я пёрся сквозь серую мглу.
Ну или - лохматый, как веник,
стоял в позабытом углу.

И к чёрту послал меня глобус.
-Умру. - Не умрёшь. - Нет, умру.
Ты села в немецкий автобус,
а я полыхал на ветру.

А я обливался слезами.
Мне - двадцать проигранных лет.
Сокровище скрыто в Сезаме.
Сезама в реальности нет.
............................

Остались на яркой картинке,
как путники в дальнем краю,
гримаски твои и ужимки.
По ним я себя создаю,

когда из столицы кошмаров
въезжаю в глубинку тоски,
в которой пылают пожаром
горячей помады мазки.