В.

С тех самых пор не верил я теплу,
как холод полюбил со вкусом чётким,
не сладенькую  соевую мглу
в аляпистой октябрьской обёртке.

А ты, колени узкие обняв,
как леденец, смакуючи дремоту,
ругала холод за бесстыдный нрав,
за то, что липнет с полуоборота.

И теребила серый свитерок,
натягивая ниже, ниже, ниже.
А снег шагал, бессменный, словно рок,
и крыл, что козырь, уличную жижу.

Я не хотел тепла. Хотела ты.
Я прозревал от холода тем боле,
чем более сияло чистоты
и в чистоте зияло нежной боли.

Я кайфовал. Казалось, снег идёт
по мелким жилам и по крупным венам,
казалось, я отправился в полёт
заправившись недорогим портвейном.

Тринадцать лет. Футболка на тебе.
Ты чуть нагнулась. Обнажились грудки.
Был снег тогда - судьба, судьбой, в судьбе.
(Прошли года? Нет, миновали сутки.)

И чёрт бы с этим! Дети, ребятня!
Тринадцать лет! Потрахались? Почётно!
Но ты опять касаешься меня -
курчавой чёлкой, тёмно-русой чёлкой.