Повесть. Длинная. Выложить открытым текстом нереально, поэтому качайте отсюда. А для затравки - небольшой фрагмент.

А что вообще может быть, когда нет времени? Когда вообще нечем определить это "быть". Когда невозможно отличить "сейчас" от "чуть позже" и "чуть раньше", потому что все мгновения одинаковы. Нет, вру. Если есть мгновения, то есть и время. А тут одно бесконечное мгновение, и тьма над бездною безвидна и пуста, и невозможно ничего сделать, потому что мушка в янтаре схвачена намертво и двинуться не может. Даже бог прежде сотворения света должен был вначале придумать время. Нет, опять не так. Никакого "вначале". Бог и есть время.
Лазарь представил бога в виде огромных ходиков. Шестерёнки размером с солнечную систему каждая, гири из чёрных дыр величиной с туманность Андромеды, маятник из тёмной материи. Хихикнул нервно: всё, дожился, воображаю сущности, которых никто никогда не видел.
Маятник ходил медленно - один взмах в месяц, а может, в год или ещё дольше. Лазарь не беспокоился: если в запасе вечность, торопиться некуда. Немного смущала форма маятника. Небольшой личный опыт, поддержанный множеством впечатлений от просмотренных кинофильмов и фотографий, говорил, что груз на маятнике часов - ходиков или напольных - чаще всего бывает круглым, этаким тяжёлым металлическим диском. Маятник Фуко, виденный в ранней юности, формой был больше всего похож на свёклу или редиску - тоже круглый, короче. А эта блямба из тёмной материи напоминала полумесяц с обломанными концами. Непривычная форма и в то же время смутно знакомая. Словно когда-то во сне видел. Или не во сне?
Когда маятник в очередной раз прошёл над головой, и Лазарь почувствовал шевеление волос на голове - тяготение большой массы дотянулось - и понял, что маятник прошёл чуть-чуть, на долю миллиметра, но ближе, чем в прошлый раз... Тогда он вспомнил. Маятник инквизиции из рассказа Эдгара По. Тот самый, что медленно опускается и перепиливает жертву. Дёрнулся в ощущении полной безнадёжности. Ну да, нету здесь крыс, да и не спасут они. Безопорность держит на месте крепче любых ремней. Хорошо было Архимеду, подумал Лазарь. Мне бы не мир перевернуть - себя за волосы вытащить. Ну не барон, извините... и волос маловато...
Сколько раз маятник проходил над головой, ероша остатки шевелюры, Лазарь не считал. Может, десять, может, больше. И с каждым разом всё ближе и ближе. Неотвратимо. Скоро можно будет рукой достать. Погоди, встрепенулся Лазарь. Достать? Конечно, достать! Рукой, а лучше обеими. Вот тебе точка опоры, сама в руки идёт! Всё будет, только подождать чуток и поймать момент. Поймать удачу за хвост... А всё-так физика здесь странная. Тяготение такой большой массы не только волосы должно шевелить - всего давно к себе притянуло бы. А я болтаюсь, как... как фотон в ловушке, вот! Нечто с нулевой массой покоя. Интересно, можно ли фотон пополам распилить? А есть ли у фотона руки? Лазарь вообразил фотон в виде маленького шарообразного человечка, запертого в ящике с зеркальными стенками. Ящик подвергался насилию - его пилил большой двуручной пилой странного вида клоун, белый и рыжий одновременно. Это Шрёдингер, сообразил Лазарь. А в ящике - фотон Шрёдингера. Ни жив ни мёртв с перепугу...
Ящик лопнул и разлетелся на мелкие кусочки, вынеся в неизвестном направлении рыжего-белого Шрёдингера с пилой. Лазарь дёрнулся, втянул голову в плечи. Размечтался... клоун. Сейчас тебя станет много-много маленьких фотончиков. Следующий ход маятника он ждал во всеоружии, закинув лицо вверх и вытянув руки. Лезвие приблизилось - опасно, всего сантиметры до глаз, - Лазарь положил ладони на боковую поверхность и попробовал нажать. Получилось. Лезвие на ощупь было похоже на металл: твёрдое, гладкое, холодное. Может быть, скользкое. Лазарь попытался подтянуться и при этом не попасть на режущую кромку.. Ладони заскользили. Лазарь прижал их плотнее. Тело пришло в движение, уходя от лезвия. Лазарь нажал сильнее, выждал момент и попытался согнуть руки в локтях. Обрадовался, что получилось. Исхитрился сгруппироваться, последним толчком, самыми кончиками пальцев придал телу вращение. Снова выждал, разогнулся, упёрся ногами в поверхность лезвия-маятника и с силой оттолкнулся.
Равномерное и прямолинейное, но медленное - скорость пешехода, не больше - движение сопровождалось остаточным вращением. Лазарь постепенно переворачивался ногами к богу-ходикам, а спиной к маятнику. Пока была возможность, нагнув голову до ломоты в шее, он следил за ходом лезвия, ловил увеличение расстояния и прикидывал, что будет, если вдруг всё поменяется, вернётся масса, и маятник притянет беглеца к себе. Потом смотрел на планетные системы, исполнявшие в часах обязанности шестерёнок. Потом перед глазами была, как ни группируйся, пустая чернота. Когда же ему удалось, закинув голову вверх, снова увидеть лезвие-маятник, Лазарь затруднился прикинуть расстояние на глаз. Понял только, что отлетел очень далеко, и начал считать ходы маятника - хоть какое-то занятие. А когда сбился со счёта, увидел лицо бога.
Ходики выглядели плодом больного воображения спятившего дизайнера. Или даже архитектора - корпус был явно изваян в лучших традициях панельного домостроения. Двускатную, как и положено у ходиков, крышу, венчал модернистского вида угловатый бетонный конь. Лазарь попытался вспомнить, из какого фильма попала сюда статуя, но не смог. Фронтон, составленный из кондовых бетонных панелей, украшало единственное окно, закрытое модной роль-шторой. Фасадная стена тоже, по всей видимости, была панельная, как минимум, по углам. Но почти всю её поверхность закрывал циферблат. Лазарь таких не видел нигде: на небесно-голубой, глубокого предвечернего оттенка, поверхности, светились звёзды, складываясь в привычные глазу созвездия северного полушария. Вместо цифр по краям циферблата красовались рельефные, красочные и как будто даже живые изображения зодиакальных знаков. По крайней мере, струя воды из кувшина Водолея точно была живой. Да и помещённый на двенадцать часов Козерог нервно пританцовывал на месте, словно готовился к старту. Странновато смотрелось такое барокко на фоне бетонных клеток. Не менее странно, чем стрелки, в роли которых чокнутый дизайнер использовал джедайские световые мечи. Короткий красный торчал вертикально вверх и указывал своим виртуальным остриём на Козерога. Более длинный зелёный, отсчитывавший на этих вселенских часах вселенские минуты, почти совпадал с красным, чуть-чуть отклоняясь влево. Приближалась полночь. Варианты истолкования, конечно, были, но Лазарь решил, что полдень в потёмках неуместен. И до полуночи оставалось всего ничего, меньше минуты. Может быть, последние секунды истекали.
Момент совмещения мечей-стрелок Лазарь не заметил. Но начавшиеся перемены были знаком явным и недвусмысленным: время настало. На циферблате погасли звёзды, сам циферблат поменял цвет на желтовато-розовый, и по его поверхности засеменили куда-то фигурки водоносов, рикш и сборщиков риса, все как один босиком, в штанах до колен и конических соломенных шляпах. Зодиакальные персонажи сменились стилизованными под юго-восток изображениями зверей. Странный набор: петух, обезьяна, тигр, кот в обнимку с зайцем, змея, собака, свинья, тут же почему-то дракон. На прицеле стрелок застыла большая длиннохвостая мышь. А может, крыса. Как только до Лазаря дошло, что это китайский гороскоп, роль-штора на окне поехала вверх. Из проёма выглянула и посмотрела на Лазаря жуткая рожа - не то осьминог, не то каракатица, не то сам Ктулху. Больше всего рожа напоминала клубок макарон, в который кто-то воткнул два круглых стеклянных глаза. Кто бы это ни был, глаза смотрели именно на Лазаря, и смотрели пристально. Целенаправленно смотрели.
- Ку-ку! - издевательски заорал макаронный Ктулху, выпростал из окна пару щупалец, тоже похожих на макаронины, и потянулся к Лазарю. То ли схватить и затащить к себе в компанию хотел, то ли задушить, то ли сожрать, то ли выпить разум, как положено истинному Ктулху. Лазарю очень не хотелось выяснять, что на самом деле намеревается сотворить порождение спящего разума. Только его собственный разум был почти парализован ужасом, и Лазарь закричал то, что пришло из самой ранней детской памяти:
- Сгинь, нечистый! Рассыпься!
Он не сразу понял, что слова подействовали. Концы щупалец-макаронин, преодолевших уже больше половины огромного расстояния, задрожали и вдруг потекли струйкой пыли вниз, к маятнику. Макаронный Ктулху задёргался, заорал "Кукареку!", попытался было вытягивать щупальца быстрее, потом, спохватившись, потянул к себе, в окно. Щупальца продолжали осыпаться, укорачиваться, сам Ктулху тоже как-то странно оплыл, как оплывают переваренные макароны, полетела пыль с крыши ходиков, сорвался в пространство бетонный конь, стены осели, циферблат перекосило, с него сыпались градом фигурки в конических шляпах, а китайские звери просто бледнели и таяли. Только два джедайских меча, зелёный и красный, стояли неколебимо и продолжали какое-то время висеть в пустоте, когда бог-ходики окончательно рассыпался в пыль. Потом разом погасли, и наступила прежняя темнота.