Глава первая (3 из 5)
*** 69°…ВЕНЕЦИЯ…70°***

Венеция, 69°…70°
Известно, что город этот, необычный и прекрасный, находится между этими широтами. Не веришь, читатель? Тогда купи немножечко бухла - чуть-чуть, намного меньше нормы, и в поисках своих зайди на улицу Комсомольскую - в первый, еще тонкий, еще не хрустящий снег, к домам … … Со стороны залива, пустырей и гаражей - чтобы между тобою на белой земле и ширью из темной воды не наблюдалось высотных строений. Но только в первый снег - пока он тонок, пока не навалило - чтоб он был, но не мешал, и обязательно со стороны залива - чтоб чувствовать воду, и желательно вечером, желательно не поздним - чтоб местные венеды не набили тебе рожу. И ты поймешь, что я не обманул. Ты постоишь и помолчишь, и все увидишь сам. Там.

…3
- Разве это возможно?!
Такой возглас, громкий, гулкий, и от этого почти неприличный, но позволительный задавшему вопрос прозвучал во дворце дожей, в зале Коллегий, в середине этого же дня. И возглас этот, как ни странно, исторг из себя сам дож (или герцог, или воевода) Венецианской республики Франческо Бельмонди.
- Не стоит так волноваться, наш повелитель, - не замедлил с язвительным замечанием Гильотини, сидящий неподалеку, - и не стоит забывать, что враги наши, турки, не спят, и что Венеция город доносов, и что должность ваша выборная, как, впрочем, и моя.
- Простите, достойные синьоры… и вы, синьор прокурор, простите, - не смутившись, счел нужным извиниться известный своей вспыльчивостью дож. - Но согласитесь: утверждения этого человека, вашего сотрудника, не поддаются осмыслению.
Вместе с дожем в узком кругу Малого Совета осмысляли: шесть придворных советников - представителей аристократии, шесть цеховых старшин, а так же глава Совета Десяти, Верховный Канцлер и уже упомянутый прокурор.
Посидели, повздыхали, покачали головами.
Первым очнулся канцлер, угрюмый Урбо Пуритани и, четко разделяя слова, задал прокурору такой вопрос:
- А этот… Базелини, - как бы с трудом вспомнил он фамилию завлаба, - и в самом деле настолько проницателен, что ему вот так стоит верить?
- И не тот ли это ученый, что в трудные для нашего города дни, для спасения многих, предавшихся новому разврату, придумал дешевый и практичный эликсир? - задал свой вопрос и глава Совета Десяти, несколько вальяжный Сержио Болтони.
- Да, Верховный, - обращаясь прежде к канцлеру, громко ответил прокурор, прерывая последовавшие за вторым вопросом вполне понятные смешки советников и цеховиков, - поэтому мазь эта и называется базелиновой.
Известно, что именно Большой Совет с подачи дожа или дож с подачи Совета - сейчас это уже не столь важно, сначала запретил публичные дома для знати, а спустя некоторое время поспешил вновь открыть их, с ужасом наблюдая, как новое гнусное увлечение, завезенное с Востока, заполонило город, развращая лучших. Именно тогда молодой ученый Леонардо Базелини и предложил богатым развратникам, по политическим соображениям называющим себя педералами, а в народе метко прозванными раздолбаями, в своих противоестественных утехах использовать смягчающую мазь.
- А не хочет ли он возвыситься и таким, вызывающим недоумение утверждением обратить на себя внимание? - задал третий вопрос глава цеховиков Камю Нанари. - Не задумал ли он таким способом выманить у республики деньги для своих бредовых проектов?
- Проектов, способных затмить блеск венецианского стекла, не существует, - твердо заявил Гильотини. - Вам ли этого не знать? Тем более, - продолжил он, - для исследователя прокурорская лаборатория - самое безопасное в Италии место. Он это прекрасно понимает и вам это тоже, безусловно, известно.
Богатый простолюдин кивнул, соглашаясь и не желая спорить, понимая, что новые идеи выгодны не только самому герцогу, но и любому мастеровому. Богатство, а значит и власть герцога зависят от достатка венецианцев, но и их достаток неотделим от выгод правителя, выбираемого Большим Советом пожизненно. Взгляды вновь устремились на причину спора - холст, обтягивающий широкую деревянную раму. На холсте этом был изображен некий геометрический этюд, или, как было сказано в этом зале, проект, чертеж, не вполне ясный в исполнении, но явный в намерениях. Смелость замысла пугала, точность линий убеждала, возможность претворения волновала, сомнение успокаивало.
- Есть свидетель, - подзадорил высокое собрание прокурор, - и, возможно, не один.
- Надежный? - коротко поинтересовался канцлер, в суровости своей не слишком многословный.
- Арбалетчик… Бальди, - заглянул в записи докладчик. - В этот вечер он нес службу на острове стеклодувов и видел, как аппарат этот, еще исправный, пролетел над ним. Невежда, предположив демона, успел выстрелить, но, как показала экспертиза, в человека не попал. Однако стрела его, вероятно повредив целостность сложной конструкции или просто напугав седока, стала причиной крушения.
Достойные граждане снова замолчали, каждый по-своему предавшись сомнениям и мечтам, опасаясь потерь и предполагая выгоду.
Молчание прервал дож, и уже зная ответ, тем не менее, задал вопрос:
- А что показывает следствие, учиненное вами по поводу гибели синдбада? Я сообщил об этом странном событии членам Малого Совета и наши уважаемым старшинам, но думаю, что теперь, исходя из вашего доклада, они хотели бы узнать возможные подробности.
- Известно немного, - вздохнул прокурор и снова обратился к бумаге, - а именно:
Первое: синдбад этот не поддельный, что случается между торговыми людьми, а настоящий. Это видно не только по тем материалам, из коих было сделано то, что мы поначалу приняли за шпионскую гондолу - то есть шелк, бамбуковое дерево, но и по тому, как они обработаны - то есть лак, пропитка, полировка.
Второе: сам синдбад хоть и разбился о воду, но сохранил все, присущие своему племени черты. То есть узкоглазость, малорослость, легковесность, смуглокожесть… Одежда его так же соответствует нашим представлениям о них.
Третье: на теле синдбада обнаружены татуировки, отличные от знакомых нам египетских, турецких или галльских.
Четвертое и, признаюсь, не очень понятное: причина смерти. Способ убийства нами пока не раскрыт, но ясно, что его не пронзила стрела, о чем я упомянул, и что он не умер от болезни, чего мы опасались, однако и удар о воду не был для него смертелен. Его разорвала какая-то внутренняя сила. Что это за сила, не ясно, но известно то, что синдбады эти на выдумки горазды. Напомню вам, что арбалеты придуманы ими, хотя мы научились их делать через арабов, магнитная игла помогает нашим морякам не бояться пасмурной звезды, а вот секрет шелка до сих пор недоступен.
- Раздолбаи? - переглянувшись с коллегами, предположил один из старшин, не подозревая, что догадка такая уже высказывалась не так давно престарелым гондольером.
- Разрывы другого свойства, - отмел Гильотини столь незамысловатое предположение, вполне естественно сложившееся в голове представителя венецианского народа, как известно, в большинстве своем предпочитающего крепкое вино и продажных женщин всяким там новомодным мазям, - и мой эксперт сказал мне, что если он поймет их причину, то это будет открытие века. А он талантливый человек, так что к словам его прислушаться стоит.
- Сумеет ли он собрать летающую гондолу? - задал точный, всех волнующий вопрос канцлер.
- Он надеется на это, - едва заметно пожал плечами прокурор. - Однако в Европе нет таких легких материалов, а синдбады, как правило, привозят нам конечный продукт, а не его составляющие.
- При помощи такой гондолы мы сможем следить за турецким флотом, - озвучил очевидную мечту канцлер, смягчив при этом взгляд и голос, - а это поможет нам в войне.
- Ох, Урбо! - досадуя на непонимание, воскликнул прокурор. - Да при помощи таких гондол, по словам Базелини, флот можно не только успешно отследить, но и уничтожить! Весь и сразу. Понимаете ли вы это? Например, в штиль, когда он неподвижен.
И, справившись с несвойственным ему волнением, уже спокойнее добавил:
- Но для этого моему завлабу нужно разгадать тайну той удивительной силы, что разорвала синдбада изнутри.
- Что же может поразить человеческое воображение более, чем летающая гондола? - удивился глава Совета Десяти, Сержио Болтони - несомненно человек не только вальяжных поз, но и свободных взглядов. - И не только в этом веке, но и во все последующие времена?
- Не знаю, - ответил ему Гильотини, - не знаю, но уверяю вас, что Базелини не выходит из лаборатории, и что глаза его горят не только от страсти познания, но и от осознания долга, присущего любому венецианскому гражданину.
- Дай Бог! - воскликнул, снова гулко и  почти неприлично, дож. - Да благословит нас Папа!
- Кого он только не благословляет, - вставая, тихо буркнул прокурор, а про себя подумал: «Кому он только не дает!».
- Кстати, - оценив сальность, что в Средние века соответствовало тонкости шутки, повернулся к нему Франческо Бельмонди, - как вы отнесетесь к моему, я думаю, вполне понятному желанию?
- Какому, властитель? - улыбнулся прокурор и вероятно снова о чем-то таком подумал и об этом же промолчал.
- К понятному, - повторил глава венецианской республики, отвечая улыбкой показного снисхождения на улыбку показательного внимания.
- На все воля… дожья? - бесстрашно рассмеялся Гильотини. - Устроит ли вас моя скромная гондола?
- Вполне.
- Тогда смените плащ с роскошного на теплый.
Вот таким простым способом всемогущий дож довольно-таки быстро оказался сначала в прокурорской гондоле, чуть погодя в здании прокуратуры, а затем и в лаборатории, в коей, по известным читателю причинам неусыпно трудится молодой ученый Леонардо Базелини. Там, в одной из дальних тайных комнат, набитой привезенным с италийских гор льдом, между ним и знаменитым венецианским врачевателем Галлеем Моргинали как раз случился диспут. Дож и прокурор застали увлеченных и от этого обреченных на беспечность спорщиков в самом разгаре научной дискуссии.
- Нет, вы взгляните, взгляните внимательнее, синьор Моргинали! - горячился Леонардо. - Такие повреждения не могут быть причинены каким-либо предметом. Да что там каким-либо - предметом вообще! Это немеханическое воздействие, уж мне поверьте.
Причинены… ох уж этот юридический, во многом искусственный и в этой своей искусственности нечеловеческий жаргон. Правда если с волками жить или на них работать, то и выть время от времени приходится на такой вот протокольной фене.
- Вам - верю, - издеваясь над горячностью молодого ученого, закивал опытный анатом. - Но тогда что это? Гидроудар? - кротко озвучил он свое сомнение в столь громких утверждениях.
В общих чертах он был ознакомлен с обстоятельствами смерти синдбада.
- Нет! - почти вскричал изобретатель базелиновой мази.
- Тогда что же? - снова едва заметно усмехнулся Галлей. - Ваши догадки чрезвычайно интересны, но я предпочел бы иметь дело с фактами, желательно с медицинскими.
- А это… - горячась, едва не задохнулся Леонардо, импульсивно, даже экспрессивно указывая рукой на предмет спора, - это вам не факт?!
Перед ними, на большом прямоугольнике льда, лицом вниз и ногами к спорщикам лежало выловленное из моря голое синдбадское тело.
- Не факт?! - возмущался Леонардо, тыкая пальцем в то, что на неповрежденных телах обычно называется тазобедренной областью и поясничным отделом. Эта поврежденная область, или отдел, или что-то, что связано с длинным словом «сочленение» и являлось предметом научной дискуссии.
- Выглядит устрашающе, - согласился скорее с направлением спора, а не с вытекающими из него выводами Моргинали. - Берегись раздолбаев?
И тут вдруг как гром с хмурого неба:
- Педералов.
Неожиданно и твердо, поучительно и строго прозвучал за их спинами тихий голос. И в это же время в ярко освещенную масляными светильниками анатомическую комнату вошли дож и прокурор.
Это был голос прокурора. Войдя первым, он отстранился от дверного проема, пропуская сановника вперед.
- Синьоры! - громко выкрикнул Гильотини.
- Властитель, - увидев дожа, поспешили склонить разгоряченные головы ученые мужи.
- Добрый день, - поздоровался испорченный восточным чинопочитанием, но сегодня демократически настроенный правитель.
- Добрый, - почтительно согласились с ним завлаб и анатом.
Оба ученых, конечно, удивились визиту столь высокого гостя и спорить по поводу доброты дня благоразумно не стали.
- Синьоры! - сразу о деле заговорил Франческо Бельмонди. - Наш всеми уважаемый прокурор сделал сегодня на Малом Совете весьма любопытный доклад. Признаться, я за всю свою жизнь не слышал ничего более занимательного - а выслушиваю я, поверьте, немало. Поэтому, синьоры, я здесь.
- Наш просвещенный правитель с вниманием отнесся к моим словам и благосклонно к вашей теории, Леонардо, - пояснил слова дожа Гильотини, - и выразил желание лично ознакомиться с ходом расследуемого дела и результатами ваших исследований.
- Да, - эдак коротенько согласился дож, при этом покосившись на тело синдбада.
Светлее, светлее стало в комнате без окон от этого скромного, но начальственного «да».
- Так в чем же суть вашего спора? - прервал затянувшуюся паузу прокурор. - Здесь глава нашей республики, и вы обязаны удовлетворить его любопытство.
- Если можно, в двух словах, - согласился с пожеланием своего удовлетворения Франческо Бельмонди.
Еще ярче, чище, без копоти запылали светильники.
- Дело в следующем, - выступил вперед Леонардо. - Труп этот, - указал он на лежащее перед ними мертвое тело, - казалось бы, ничем не примечателен, кроме того, что это труп синдбада.
- Хм… - кивнул дож.
- Но, спросите вы, - многозначительно продолжил заведующий прокурорской лабораторией, - что же такого в нем необычного?
- Что же? - в третий раз повторил даже не провокационный, а издевательский вопрос доктор Моргинали, взглядом своим, одновременно и подобострастным и своенравным как бы призывая дожа и прокурора вместе с ним поиздеваться над исследовательским запалом темпераментного завлаба.
- А вот что! - победно воскликнул Базелини, тыкая указующим перстом в свежезамороженную развороченную синдбадскую задницу. - Здесь, именно здесь разгадка тайны и, я не побоюсь этого утверждения - надежда на наше светлое будущее.
- Очень интересно, - счел нужным согласиться с исследователем дож, без особого восхищения рассматривая тело и то поврежденное, и от этого приметное на нем место, которое с недавних пор в мозгах некоторых развратных венецианцев прочно связалось со словом «сочленение», - но, признаться…
- Прошу в лабораторию, синьоры! - продолжил жестикуляцию Базелини другой рукой, не занятой указыванием направления правильных путей к венецианскому счастью. - Там я вам все объясню.
Дож, прокурор и анатом без сожаления покинули тесную и холодную комнату и проследовали за завлабом в другую, просторную и натопленную. Подойдя к рабочему столу, Леонардо взял в руки лист плотной бумаги.
- Исследовав тазобедренную область синдбада, - он продемонстрировал гостям свои эскизы, - я пришел к выводу, что смерть его наступила от обширного разрыва внутренностей, в основном прямой кишки.
- И двух, ограничивающих ее привратников, - посчитал нужным уточнить анатом. - Собственно, поэтому я и позволил себе столь простонародное, но точное выражение.
- Не стоит волноваться по таким пус… - решил успокоить его насчет политкорректности не чуждый демократических начал деспот. Но не успел.
- Ну конечно! - воскликнул неугомонный Базелини, прерывая Самого. - Раздолбаи… долбануло… эврика! - возопил он, едва не обняв ненавистного своими шуточками врачевателя.
И затем добавил, спокойнее, солидней:
- Вы правы, коллега.
- В чем? - теперь с интересом, а не с подвохом задал свой коронный вопрос доктор.
- Дол-ба-ну-ло… - едва ли не в экстазе пропел Базелини. - Вслушайтесь в это слово, вы же ученый! Это не гидроудар, коллега, это взрыв, подобный взрыву газа в каменоломне.
- Это ж надо так… надуться, - в доли секунды поняв, что оппонент его только что перешагнул труднопреодолимую грань, отделяющую долгие раздумья от мгновения открытия, все же не изменил своему вредному характеру Моргинали.
- Понимаю, ох как я понимаю ваш сарказм, - нервно, но радостно засмеялся Леонардо, - но и газ тут ни при чем. Взгляните, - обращаясь прежде к дожу, указал он на колбы, жидкости и реактивы, щедро расставленные на его большом столе. - Я исследовал поврежденные ткани, но только теперь, после невольной подсказки синьора Моргинали понял, что взрыв этот вызвало твердое вещество. Точнее это был порошок - из него я сумел выделить серу и селитру.
- Возможно, ил? - на этот раз серьезно предположил Галлей. - Черпанул седалищем при падении.
Теперь анатом и завлаб понимали друг друга с полуслова.
- Там нет сажи, доктор, то есть органических остатков. Минералы и только.
Моргинали понимающе кивнул.
- И что из этого следует? - ничего не понимая и переглянувшись с дожем, попытался перевести разговор с естественнонаучного на общечеловеческий язык прокурор.
- А следует из этого то, - продолжил увлекательный на его взгляд рассказ Леонардо, - что парень этот не просто сильно пукнул.
- И из-за этого сбился, простите за тавтологию, с летательного пути на летальный, - и на этот раз не смог удержаться от колкой реплики Моргинали.
Базелини в ответ отрицательно, но победно покачал головой и выдал на-гора свое открытие:
- Он был разорван воспламенением небольшого, я подчеркиваю, синьоры, это очень важно - небольшого количества некоего вещества, по какой-то причине находившегося в его заднем проходе. 
- Контрабанда, бывает, - кивнул прокурор, поясняя дожу, - таким способом скупые сарацины провозят алмазы, лишь бы пошлин христианским правителям не платить, - усмехнулся он. - Именно поэтому в народе их и прозвали черножопыми, а не по каким-то там политическим, этническим или сексуальным причинам.
Дож, не чуждый простого народного юмора, понимающе улыбнулся. Гильотини в ответ улыбнулся пониманию дожа.
- Продолжайте! - приободрил ученого Франческо Бельмонди. - Все это очень интересно, но нам не понятно одно: почему эта рваная синдбадская задница заявлена вами как открытие века?
- Видите ли, ваша светлость, - слегка успокоился Леонардо, - малая толика этого вещества в клочья разорвало человеческую плоть, а это, конечно, не самый крепкий материал.
- Да уж, - зачем-то подтвердил сей факт Моргинали.
- Но все же сила разрыва была столь велика, - продолжил Базелини, - что если применить это вещество в большем количестве, чем поместилось в не самой объемной прямой кишке этого несчастного синдбада, - кивнул он в сторону холодильника, - и закупорить плотнее, чем это могут сделать анальные привратники, - завлаб взглядом поблагодарил анатома за подсказку, - то это, я думаю, может привести к разрушению более твердых материалов.
- Например?
- Например, дерева, а значит корабля, и даже сложенной из камня крепостной стены.
Дож и прокурор переглянулись, медленно осознавая услышанное.
- Поэтому, соединив силу пламени неизвестного вещества, а сила эта, судя по всему, в быстроте горения, - продолжил накручивать Леонардо, - с возможностью полета, а возможность эта в легкости материалов и простоте конструкции, вы, правитель, приобретете поистине неограниченную власть.
Приоткрыв завесу будущего, тяжелая минута молчания обрушилась на четырех оцепеневших венецианцев. И эта минута весомого раздумья вобрала в себя все: предположение вселенской славы и жестокую рутину стремления к власти, радость от стонов истекающих кровью врагов и сладкозвучное многоголосие раболепия, блеск алмазов и звуки золотых фанфар, и… богатое надгробье на века?
- Трепещите, турки? - зачем-то попытался пошутить и в этой сакральной минуте доктор Моргинали - бездушный весельчак.
Политики молчали.
***

зы: Смотри продолжение первой главы (4,5) в последующих темах.